Неточные совпадения
Она
не слышала половины его слов, она испытывала
страх к нему и
думала о том, правда ли то, что Вронский
не убился.
О нем ли говорили, что он цел, а лошадь сломала спину? Она только притворно-насмешливо улыбнулась, когда он кончил, и ничего
не отвечала, потому что
не слыхала того, что он говорил. Алексей Александрович начал говорить смело, но, когда он ясно понял то,
о чем он говорит,
страх, который она испытывала, сообщился ему. Он увидел эту улыбку, и странное заблуждение нашло на него.
«Убил. Теперь меня убьет», —
подумал Самгин, точно
не о себе; в нем застыл другой
страх, как будто
не за себя, а — тяжелее, смертельней.
Вера успокоилась с этой стороны и мысленно перенеслась с Тушиным в беседку,
думая с тоской и замиранием сердца от
страха о том: «
Не вышло бы чего-нибудь! Если б этим кончилось! Что там теперь делается!»
Но все-таки нельзя же
не подумать и
о мере, потому что тебе теперь именно хочется звонкой жизни, что-нибудь зажечь, что-нибудь раздробить, стать выше всей России, пронестись громовою тучей и оставить всех в
страхе и в восхищении, а самому скрыться в Северо-Американские Штаты.
О близком же возвращении «офицера», то есть того рокового человека в жизни Грушеньки, прибытия которого она ждала с таким волнением и
страхом, он, странно это, в те дни даже и
не думал думать.
Каждый год отец мой приказывал мне говеть. Я побаивался исповеди, и вообще церковная mise en scene [постановка (фр.).] поражала меня и пугала; с истинным
страхом подходил я к причастию; но религиозным чувством я этого
не назову, это был тот
страх, который наводит все непонятное, таинственное, особенно когда ему придают серьезную торжественность; так действует ворожба, заговаривание. Разговевшись после заутрени на святой неделе и объевшись красных яиц, пасхи и кулича, я целый год больше
не думал о религии.
Все обступили колыбель и окаменели от
страха, увидевши, что в ней лежало неживое дитя. Ни звука
не вымолвил ни один из них,
не зная, что
думать о неслыханном злодействе.
У меня никогда
не было особенного
страха перед собственной смертью, и я мало
о ней
думал.
Я
не думал о том, что исход может быть смертельный, и
не испытывал
страха, как об этом свидетельствует самоотверженно ухаживавшая за мной сестра милосердия Т.С. Ламперт, наш друг.
Оказалось, что реформа, запретившая оставаться более двух лет в одном классе, застигла его продолжительную гимназическую карьеру только на второй ступени. Богатырь оказался моим товарищем, и я со
страхом думал, что он сделает со мной в ближайшую перемену… Но он
не показал и виду, что помнит
о наших внегимназических отношениях. Вероятно, ему самому эти воспоминания доставляли мало удовольствия…
Мышников только из
страха перед Стабровским
не смел высказывать про Галактиона всего, что
думал о нем про себя.
Мы уже сказали выше, что Петр Васильич ужасно завидовал дикому счастью Мыльникова и громко роптал по этому поводу. В самом деле, почему богатство «прикачнулось» дураку, который пустит его по ветру, а
не ему, Петру Васильичу?.. Сколько одного
страху наберется со своей скупкой хищнического золота, а прибыль вся Ястребову. Тут было
о чем
подумать… И Петр Васильич все
думал и
думал… Наконец он придумал, что было нужно сделать. Встретив как-то пьяного Мыльникова на улице, он остановил его и слащаво заговорил...
Все эти церемонии были проделаны так быстро, что девочка
не успела даже
подумать о сопротивлении, а только со
страхом ждала момента, когда она будет целовать руку у сердитой бабушки.
Теперь я сижу, залечиваю ногу. Без этого нельзя
думать о дороге. Без сомнения, прежде зимы нельзя будет ехать. Я
не разделяю твоих
страхов, но хочу без раны пуститься, иначе придется с рожей на ноге и с лихорадкой сидеть где-нибудь на станции.
— Ничего
не будет, уж я чувствую, — сказал барон Пест, с замиранием сердца
думая о предстоящем деле, но лихо на бок надевая фуражку и громкими твердыми шагами выходя из комнаты, вместе с Праскухиным и Нефердовым, которые тоже с тяжелым чувством
страха торопились к своим местам. «Прощайте, господа», — «До свиданья, господа! еще нынче ночью увидимся», — прокричал Калугин из окошка, когда Праскухин и Пест, нагнувшись на луки казачьих седел, должно быть, воображая себя казаками, прорысили по дороге.
— Vingt ans! И ни разу
не поняла меня,
о, это жестоко! И неужели она
думает, что я женюсь из
страха, из нужды?
О позор! тетя, тетя, я для тебя!..
О, пусть узнает она, эта тетя, что она единственная женщина, которую я обожал двадцать лет! Она должна узнать это, иначе
не будет, иначе только силой потащат меня под этот се qu’on appelle le [так называемый (фр.).] венец!
Следует ли по этому случаю радоваться или соболезновать — судить об этом
не мое дело.
Думаю, однако ж, что если лицемерие может внушить негодование и
страх, то беспредметное лганье способно возбудить докуку и омерзение. А потому самое лучшее — это, оставив в стороне вопрос
о преимуществах лицемерия сознательного перед бессознательным или наоборот, запереться и от лицемеров, и от лгунов.
От
страха она старалась
не думать о будущем и со
страхом ждала каждого нового дня.
На другой день, вечером, идя к Ольге, он нёс в груди тёмную пустоту, всегда, в моменты нервного напряжения, владевшую им. Решение исполнить задачу, было вложено в него чужой волей, и ему
не надо было
думать о ней. Это решение расползлось, разрослось внутри его и вытеснило все
страхи, неудобства, симпатии.
Трудно описать то ощущение, какое переживаешь каждый раз в боевых местах: это
не страх, а какое-то животное чувство придавленности.
Думаешь только
о собственном спасении и забываешь
о других. Разбитая барка промелькнула мимо нас, как тень. Я едва рассмотрел бледное, как полотно, женское лицо и снимавшего лапти бурлака.
Долго смотрела Елена Петровна на свое отражение и многое успела передумать:
о муже, которого она до сих пор
не простила,
о вечном
страхе за Сашу и
о том, что будет завтра; но,
о чем бы ни
думала она и как бы ни колотилось сердце, строгое лицо оставалось спокойным, как глубокая вода в предвечерний сумрак.
Женской прислуги он
не держал из
страха, чтобы
о нем
не думали дурно, а держал повара Афанасия, старика лет шестидесяти, нетрезвого и полоумного, который когда-то служил в денщиках и умел кое-как стряпать.
Но скоро тело привыкло и к этому режиму, и
страх смерти появился снова, — правда,
не такой острый,
не такой огневый, но еще более нудный, похожий на тошноту. «Это оттого, что тянут долго, —
подумал Сергей, — хорошо бы все это время, до казни, проспать», — и старался как можно дольше спать. Вначале удавалось, но потом, оттого ли, что переспал он, или по другой причине, появилась бессонница. И с нею пришли острые, зоркие мысли, а с ними и тоска
о жизни.
Страх Якова быстро уступал чувству, близкому радости, это чувство было вызвано
не только сознанием, что он счастливо отразил нападение, но и тем, что нападавший оказался
не рабочим с фабрики, как
думал Яков, а чужим человеком. Это — Носков, охотник и гармонист, игравший на свадьбах, одинокий человек; он жил на квартире у дьяконицы Параклитовой;
о нём до этой ночи никто в городе
не говорил ничего худого.
Она
не замечала, что сама вызвала его на эту любовь,
о которой он, дрожа от
страха, и
подумать не смел.
В пристройке, где он дал мне место, сел я на кровать свою и застыл в
страхе и тоске. Чувствую себя как бы отравленным, ослаб весь и дрожу.
Не знаю, что
думать;
не могу понять, откуда явилась эта мысль, что он — отец мой, — чужая мне мысль, ненужная. Вспоминаю его слова
о душе — душа из крови возникает;
о человеке — случайность он на земле. Всё это явное еретичество! Вижу его искажённое лицо при вопросе моём. Развернул книгу, рассказывается в ней
о каком-то французском кавалере,
о дамах… Зачем это мне?
На другой день поутру, в ожидании Павла Павловича, обещавшего
не запоздать, чтобы ехать к Погорельцевым, Вельчанинов ходил по комнате, прихлебывал свой кофе, курил и каждую минуту сознавался себе, что он похож на человека, проснувшегося утром и каждый миг вспоминающего
о том, как он получил накануне пощечину. «Гм… он слишком понимает, в чем дело, и отмстит мне Лизой!» —
думал он в
страхе.
О чем же воеводы
Там
думают? От
страху ль потеряли
Рассудок свой? Наказ послать им строгий,
Чтоб вешали изменников! Чтоб всех,
Кто лишь помыслит к вору перейти,
Всех, без пощады, смертию казнили!
Не то — я сам явлюся между них!
Сколько он ни старался
думать о своих расчетах, делах и
о своей славе и своем достоинстве и богатстве,
страх всё больше и больше завладевал им, и над всеми мыслями преобладала и ко всем мыслям примешивалась мысль
о том, зачем он
не остался ночевать в Гришкине.
Михаиле Степанович задохнулся от гнева и от
страха; он очень хорошо знал, с кем имеет дело, ему представились траты, мировые сделки, грех пополам.
О браке он и
не думал, он считал его невозможным. В своем ответе он просил старика
не верить клеветам, уверял, что он их рассеет, говорил, что это козни его врагов, завидующих его спокойной и безмятежной жизни, и, главное, уговаривал его
не торопиться в деле, от которого зависит честь его дочери.
Привыкший к постоянному ровному и всегда вежливому обращению своего капитана, Василия Федоровича, юный гардемарин
не без
страха думал о возможности какого-нибудь столкновения между адмиралом и им.
«Все это, конечно, показывает благородство адмирала, но все-таки лучше, если бы таких выходок
не было!» —
думал Ашанин, имея перед глазами пример капитана. И, слушая в кают-компании разные анекдоты
о «глазастом дьяволе», — так в числе многих кличек называли адмирала, — он испытывал до некоторой степени то же чувство
страха и вместе захватывающего интереса, какое, бывало, испытывал, слушая в детстве страшную нянину сказку.
Не уйти никуда от несчётных скорбей:
Ходит всюду болезнь, люди в
страхе немом,
О спасенье
не думая, гибнут.
Благодатных плодов
не приносит земля,
Жены в муках кричат и
не могут родить…
Раздаются мрачные
Песни похоронные.
Ты приди, помилуй нас,
Защити от гибели,
О, Тучегонителя
Золотая дочь!
Она со
страхом думала о замужестве именно в этом смысле, потере своей воли, подчинении мужу, так как в возможности найти именно такого мужа, который сумеет подчинить ее себе, и который, вместе с тем, будет соответствовать ее идеалу физической красоты мужчины, она
не сомневалась…
Страх Дмитрия Петровича, который
не выходил у меня из головы, сообщился и мне. Я
думал о том, что случилось, и ничего
не понимал. Я смотрел на грачей, и мне было странно и страшно, что они летают.
Я никогда
не была набожна, но перед выходом замуж, с год, может быть, во мне жило полудетское, полусознательное чувство религиозного
страха. Все это испарилось. Четыре года прошли — и я ни разу
не подумала даже, что можно
о чем-нибудь заботиться, когда жизнь идет своим порядком, делаешь, что другие делают, ездишь к обедне, подаешь иногда нищим, на страстной неделе иногда говеешь и в Светлое Воскресенье надеваешь белое платье.
«Спихнули дочку против воли, породниться со мной захотели! —
думал он со злобой
о стариках Хомутовых. — Тоже святошей прикидывается, а сама сохнет под кровлей законного мужа по любви к другому, чай, сбежала бы давно, кабы
не страх да
не стыд, который видно
не весь потеряла… — продолжал он свои размышления уже по адресу своей жены. — Надо за нею глаз да глаз, недаром пословица молвится: „в тихом омуте черти водятся“».
Об отраве
не стало и помину; поселяне забыли
думать о своем вымышленном яде, а в
страхе помышляли только
о решении своей участи; возвратили в комитет награбленные вещи; в округе императора австрийского полка говели и исповедывались.
Что значит пятьдесят шестой год! Три года тому назад никто
не думал о Лабазовых, и ежели вспоминал
о них, то с тем безотчетным чувством
страха, с которым говорят
о новоумерших; теперь же как живо вспоминались все прежние отношения, все прекрасные качества, и каждая из дам уже придумывала план, как бы получить монополию Лабазовых и ими угащивать других гостей.
— Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты
думаешь о том, что тебя могут убить, ты — дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя-то, говорит, как
не бояться? да как увидишь его, и
страх прошел, как бы только
не ушел! Ну, так-то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
Прежде, бывало, живешь, и ешь и пьешь, и в баньке попаришься, и за конокрадом скачешь, так, что аж земля дрожит, а потом маешь его хорошенько по «Чину явления истины» и ни
о какой для себя опасности
не думаешь; а тут вдруг на все мои мысли пал як бы туман
страха и сомнения.
— Знаю,
о чем ты
думаешь. Ты… — Попадья остановилась и со
страхом отодвинулась от мужа. — Ты… в Бога
не веришь. Вот что!